КАК Я ПИШУ СВОИ ЧУДО-ГРАНЫ

Бесчувственное чмо,
старающееся казаться,
стучащее в окно
неподъёмной печалью скитальца.

И в сторону потом
ухахатываясь отходит,
катается клубком.
И в самом деле вроде

сыграно хорошо,
с искусством едино.
Но рассыпается в порошок
ни верх, ни низ и ни середина, -

невидимая тень,
зеркало пустое.
Ну что-же, теперь
ты знаешь, что я такое.

Давай-же, в лицо
настоящестью брызни.
Я – красное словцо,
создающее видимость жизни;

да и то лишь тогда,
когда захочешь
услышать слова
средь мрака непроницаемой ночи.

Искренности дефицит
и лжи дешевизна.
Не покупаю. Я сыт.
Ничем не питается призрак.

Он лишь для живых
страву готовит,
чтоб радоваться за них
странным своим безмолвьем.

***

Двойник ужасен совершенством!
Сникнешь, знаю, поздоровавшись с ним!
Два – глаза, а сердце – одно.
Но когда гроза – блеснут четыре и ударят два.
Подражатель я, безразлично мне
дрожание твоё при виде молнии, о великая личность!
Высоких дум вижу лишь содержание, без предисловия.
Высохнут соки – почти, останется немного от лужи искусства,
которую моё подлейшество искусственной зеркальностью разлило!..
Кору грёз грызя, до поры и ты будешь в числе истово верующих!
Шагами будешь мерить длину извилин, размотанных из черепа-катушки пó полу!
Шорхая, поскользнёшься с мыслями: «Когда-же
шов от этих слов прострочен мною в пространстве?
Как-же я это устроил так, что всё из памяти вырезано?
Гаже нет ничего, чем видеть строки предельно свои
и сажей их мазать за то, что написаны кем-то другим!»

***

новонайденные
клады
новопонятых
слов
переписывания
событий
журчащая
едкостью
вселицевая
улыбочка
избранных
переживание
проносящегося
в никуда
распоследними
одиночками
раздувание
переливающегося
перебитым
хребтом
радуги
запоздалой
недорадости
пузыря
в то
мимовремя
когда
внутри стола
внутри измятого листа
внутри перестающего биться сердца
не причисленные
к современникам
за перезакрытой
дверью
ночедушия
постоянно
перепрятывающие
себя
собой
от себя
в себе
для себя
себля

***

Откуда, откуда столько вас берётся?
чудо истинное, если вулкан Маман извергает по-стольку!
Покуда, однако-ж, свидетель не лазил в вулкан –

пускай, пускай! Удобряйте собою землю!
Край этот как-будто-бы малочислен,
и лай собачий обругивает недостаток однообразия.

Посуда бьётся, неповторимостью блистая.
Выбирай: сердце бьётся или посуда.

КАК Я ПИШУ СВОИ ЧУДО-ГРАНЫ

Бесчувственное чмо,
старающееся казаться,
стучащее в окно
неподъёмной печалью скитальца.

И в сторону потом
ухахатываясь отходит,
катается клубком.
И в самом деле вроде

сыграно хорошо,
с искусством едино.
Но рассыпается в порошок
ни верх, ни низ и ни середина, -

невидимая тень,
зеркало пустое.
Ну что-же, теперь
ты знаешь, что я такое.

Давай-же, в лицо
настоящестью брызни.
Я – красное словцо,
создающее видимость жизни;

да и то лишь тогда,
когда захочешь
услышать слова
средь мрака непроницаемой ночи.

Искренности дефицит
и лжи дешевизна.
Не покупаю. Я сыт.
Ничем не питается призрак.

Он лишь для живых
страву готовит,
чтоб радоваться за них
странным своим безмолвьем.

***

Двойник ужасен совершенством!
Сникнешь, знаю, поздоровавшись с ним!
Два – глаза, а сердце – одно.
Но когда гроза – блеснут четыре и ударят два.
Подражатель я, безразлично мне
дрожание твоё при виде молнии, о великая личность!
Высоких дум вижу лишь содержание, без предисловия.
Высохнут соки – почти, останется немного от лужи искусства,
которую моё подлейшество искусственной зеркальностью разлило!..
Кору грёз грызя, до поры и ты будешь в числе истово верующих!
Шагами будешь мерить длину извилин, размотанных из черепа-катушки пó полу!
Шорхая, поскользнёшься с мыслями: «Когда-же
шов от этих слов прострочен мною в пространстве?
Как-же я это устроил так, что всё из памяти вырезано?
Гаже нет ничего, чем видеть строки предельно свои
и сажей их мазать за то, что написаны кем-то другим!»

***

новонайденные
клады
новопонятых
слов
переписывания
событий
журчащая
едкостью
вселицевая
улыбочка
избранных
переживание
проносящегося
в никуда
распоследними
одиночками
раздувание
переливающегося
перебитым
хребтом
радуги
запоздалой
недорадости
пузыря
в то
мимовремя
когда
внутри стола
внутри измятого листа
внутри перестающего биться сердца
не причисленные
к современникам
за перезакрытой
дверью
ночедушия
постоянно
перепрятывающие
себя
собой
от себя
в себе
для себя
себля

***

Откуда, откуда столько вас берётся?
чудо истинное, если вулкан Маман извергает по-стольку!
Покуда, однако-ж, свидетель не лазил в вулкан –

пускай, пускай! Удобряйте собою землю!
Край этот как-будто-бы малочислен,
и лай собачий обругивает недостаток однообразия.

Посуда бьётся, неповторимостью блистая.
Выбирай: сердце бьётся или посуда.